Домой Симптомы Еще одна из болейн читать онлайн. Отзывы на книгу "еще одна из рода болейн" филиппа грегори

Симптомы

Еще одна из болейн читать онлайн. Отзывы на книгу "еще одна из рода болейн" филиппа грегори

Philippa Gregory

Originally published in the English language by HarperCollins Publishers Ltd. under the title:

THE OTHER BOLEYN GIRL

Издательство АЗБУКА ®

Посвящается Энтони

Весна 1521 года

Слышен приглушенный рокот барабанов, но мне ничего не видно – только кружева на корсаже, дама передо мной полностью закрывает эшафот. Я при дворе уже больше года, бывала на многих празднествах, но на таком – никогда.

Шаг в сторону, вытянуть шею – и наконец я вижу осужденного, рядом с ним священник, вот они вышли из Тауэра, медленно ступают по лужайке туда, где ждет деревянный помост. Плаха – посредине, палач давно готов, рукава засучены, черный капюшон опущен на лицо. Похоже на маскарад, все такое ненастоящее, придворное увеселение, да и только. Король на троне рассеян, будто повторяет про себя речь – готов простить преступника. Рядом с ним трое, лица мрачные: мой муж Уильям Кэри – года не прошло, как мы поженились, мой брат Джордж и мой отец сэр Томас Болейн. Я переминаюсь с ноги на ногу в маленьких шелковых туфельках. Хорошо бы король поскорее даровал помилование, тогда можно будет пойти позавтракать. Мне всего тринадцать, и я зверски голодна.

Герцог Бекингем еще далеко от эшафота, но уже скинул теплый плащ. Он наш близкий родственник, я зову его «дядюшка». Он был на моей свадьбе, подарил позолоченный браслет. Отец говорит, герцог не раз уже ссорился с королем, у него самого в жилах королевская кровь, и гарнизон он держит слишком большой – это не радует короля, который пока не слишком прочно сидит на троне. Хуже всего, люди слышали, герцог как-то сказал: у короля нет сына и наследника и он, наверное, так и умрет, не оставив после себя потомка.

Подобных мыслей вслух не произносят. Король, двор, да и вся страна – все уверены, королева скоро, совсем скоро родит мальчика. А кто с этим не согласен, уже ступил на скользкую дорожку – ту, что кончается деревянными ступеньками на эшафот. Герцог, мой дядя, уже идет по этим ступенькам, шаги твердые, ни малейшего признака страха. Хороший придворный никогда не скажет неприятной правды. Жизнь при дворе – сплошной праздник.

Дядя Бекингем как раз подошел к краю эшафота – настало время последних слов. Мне ничего не слышно, да и в любом случае я не свожу глаз с короля – пора уже ему подать реплику, произнести положенное королевское помилование. Этот человек, там, на эшафоте, залитый бледными лучами золотистого утреннего солнца, играл с королем в теннис, состязался на турнирах, сотни раз пил с ним и в кости резался, они – товарищи с детства. Хорошо, король преподал ему урок – и к тому же при всем честном народе, а теперь надо его простить, а нам всем отправляться завтракать.

Фигура вдали повернулась к духовнику, герцог склонил голову, поцеловал четки. Упал на колени перед плахой, вцепился в нее обеими руками. Интересно, как это – прижаться щекой к гладкому навощенному дереву, ощущать легкое дуновение теплого ветерка, слышать резкие крики чаек. Даже если знаешь, что все делается невзаправду, просто маскарад, все равно страшно. Каково сейчас дяде положить голову на плаху, а палач уже тут как тут, наготове?

Палач взмахнул топором. Я взглянула на короля, дальше откладывать уже некуда. Дядя раскинул руки, сигнал – к казни готов. Я снова перевела взгляд на короля, он, должно быть, уже встал. Нет, все еще сидит, усмешка на лице, как всегда красивом. Я все еще гляжу на него, опять барабанная дробь, и вдруг барабаны резко замолкают, удар топора, один, затем другой, третий – такой знакомый, домашний звук, будто дрова рубят. Глазам своим не верю: дядина голова катится по соломе, устилающей помост, из обрубка шеи – фонтан крови. Палач в черном капюшоне кладет заляпанный кровью топор, поднимает голову за клок густых курчавых волос, теперь всем видна эта странная маска-лицо, черная повязка между лбом и носом, зубы скалятся в прощальной дерзкой ухмылке.

Король медленно поднялся на ноги. А мне по-ребячьи подумалось: «Должно быть, ему ужасно стыдно, затянул до последней секунды, и все пошло наперекосяк. Он ошибся, не вмешался вовремя».

Но ошибалась, конечно, я. Вовсе он не затянул, не забыл. Вот так, перед целым двором, расправился с дядей – пусть все видят, кто у них король. Двух королей не бывает, король один, и зовут его Генрих. И у этого короля будет сын, а кто сомневается – тому позорная смерть.

Притихший двор возвращается в Вестминстерский дворец. Три большие барки идут на веслах вверх по течению. Люди толпятся на берегу, снимают шапки и плюхаются на колени, когда мимо быстро проплывает королевская барка. Разноцветный вихрь вымпелов, дорогие одежды сияют на солнце. Я, вместе с придворными дамами, на второй барке, с королевой. Рядом сидит моя мать. Взглянула на меня – что случается нечасто – и спросила:

– Ты такая бледненькая, Мария, тебе дурно?

– Я думала, его не казнят. Думала, король его помилует.

Мать наклонилась – губы у самого моего уха, никто другой не расслышит из-за скрипа барки и ударов весел по воде, – бросила резко:

– А ты еще дурочка. И говоришь глупости. Смотри и учись, Мария. При дворе ошибкам места нет.

Весна 1522 года

– Я еду завтра во Францию, привезу твою сестру Анну домой, – объявил отец, стоя на ступенях Вестминстерского дворца. – Пусть займет место при дворе королевы Марии Тюдор , когда та вернется в Англию.

– Я думала, она остается во Франции. Выйдет замуж за французского графа или кого-то в этом роде.

Он покачал головой:

– У нас на нее другие виды.

Я знала – спрашивать отца о его планах бесполезно. Больше всего на свете меня страшило – вдруг она сделает лучшую партию, чем я, и тогда мне по гроб жизни тащиться за шлейфом ее платья, покуда ей шествовать впереди.

– И пожалуйста, без этого сердитого выражения на лице, – потребовал отец.

Я тут же улыбнулась льстивой придворной улыбкой и послушно произнесла:

– Конечно, отец.

Он кивнул и собрался уходить, а я присела в низком реверансе. Выпрямилась, неторопливо отправилась в спальню мужа. Там на стене висит небольшое зеркало, я застыла перед ним, уставившись на свое отражение. «Все будет в порядке, – шепчут мои губы, – я ведь Болейн, это вам не мелочь, моя мать – урожденная Говард, а Говарды одна из самых знатных семей страны. Я из Болейнов, я из Говардов. – Я закусила губу. – Но ведь и она тоже».

Улыбнулась ничего не значащей придворной улыбкой – в зеркале отразилось хорошенькое веселое личико.

Я младшая сестра, но уж не самая распоследняя. Замужем за Уильямом Кэри, королевским фаворитом. Меня отличает королева, я самая молодая фрейлина. Никому не позволю мне жизнь испортить. Даже ей это не удастся.

Анна и отец задержались в пути из-за весенних бурь, а я вдруг поняла, что в глубине души по-ребячьи надеюсь – вдруг корабль разобьется и она утонет. Думая о ее смерти, я испытывала странную смесь чувств: тут и непонятная острая боль, настоящее отчаяние, и в то же время бурная радость. Будто мир без Анны для меня не существует, но в мире просто нет места для нас обеих.

Как бы то ни было, ничего особенного не случилось, и она добралась благополучно. Я увидела ее, когда она вместе с отцом сходила по трапу на королевский причал, откуда ко дворцу шла мощенная гравием дорожка. Даже издали, из окна на первом этаже, удалось разглядеть широкий подол ее платья, модный покрой плаща, и это зрелище элегантно развевающейся материи вызвало приступ чистой, беспримесной зависти. Я смотрела на нее, пока она не скрылась из виду, и заторопилась к своему месту в парадной спальне королевы.

Весна 1521

Слышен приглушенный рокот барабанов, но мне ничего не видно - только кружева на корсаже, дама передо мной полностью закрывает эшафот. Я при дворе уже больше года, бывала на многих празднествах, но на таком - никогда.

Шаг в сторону, вытянуть шею - и наконец я вижу осужденного, рядом с ним священник, вот они вышли из Тауэра, медленно ступают по лужайке, туда, где ждет деревянный помост. Плаха - посредине, палач давно готов, рукава засучены, черный капюшон опущен на лицо. Похоже на маскарад, все такое ненастоящее, придворное увеселение, да и только. Король на троне рассеян, будто повторяет про себя речь - готов простить преступника. Рядом с ним трое, лица мрачные: мой муж Уильям Кэри - года не прошло, как мы поженились, мой брат Георг и мой отец - сэр Томас Болейн. Я переминаюсь с ноги на ногу в маленьких шелковых туфельках, хорошо бы король поскорее даровал помилование, тогда можно будет пойти позавтракать. Мне всего тринадцать, и я зверски голодна.

Герцог Бекингем еще далеко от эшафота, но уже скинул теплый плащ. Он наш близкий родственник, я зову его «дядюшка». Он был на моей свадьбе, подарил позолоченный браслет. Отец говорит, герцог не раз уже ссорился с королем, у него самого в жилах королевская кровь, и гарнизон он держит слишком большой - это не радует короля, который пока не слишком прочно сидит на троне. Хуже всего, люди слышали, герцог как‑то сказал - у короля нет сына и наследника и он, наверно, так и умрет, не оставив после себя потомка.

Подобных мыслей вслух не произносят. Король, двор, да и вся страна - все уверены, королева скоро, совсем скоро, родит мальчика. А кто с этим не согласен, уже ступил на скользкую дорожку - ту, что кончается деревянными ступеньками на эшафот. Герцог, мой дядя, уже идет по этим ступенькам, шаги твердые, ни малейшего признака страха. Хороший придворный никогда не скажет неприятной правды. Жизнь при дворе - сплошной праздник.

Дядя Бекингем как раз подошел к краю эшафота - настало время последних слов. Мне ничего не слышно, да и в любом случае я не свожу глаз с короля - пора уже ему подать реплику, произнести положенное королевское помилование. Этот человек, там, на эшафоте, залитый бледными лучами золотистого утреннего солнца, играл с королем в теннис, состязался на турнирах, сотни раз пил с ним и в кости резался, они - товарищи с детства. Хорошо, король преподал ему урок - и к тому же при всем честном народе, а теперь надо его простить, а нам всем отправляться завтракать.

Фигура вдали повернулась к духовнику, герцог склонил голову, поцеловал четки. Упал на колени перед плахой, вцепился в нее обеими руками. Интересно, как это - прижаться щекой к гладкому навощенному дереву, ощущать легкое дуновение теплого ветерка, слышать резкие крики чаек. Даже если знаешь, что все делается невзаправду, просто маскарад, все равно странно, наверное. Каково сейчас дяде положить голову на плаху, а палач уже тут как тут, наготове?

Палач взмахнул топором. Я взглянула на короля, дальше откладывать уже некуда. Дядя раскинул руки, сигнал - к казни готов. Я снова перевела взгляд на короля, он, наверное, уже встал. Нет, все еще сидит, усмешка на лице, как всегда, красивом. Я все еще гляжу на него, опять барабанная дробь, и вдруг барабаны резко замолкают, удар топора, один, затем другой, третий - такой знакомый, домашний звук, будто дрова рубят. Глазам своим не верю: дядина голова катится по соломе, устилающей помост, из обрубка шеи - фонтан крови. Палач в черном капюшоне кладет заляпанный кровью топор, поднимает голову за клок густых, курчавых волос, теперь всем видна эта странная маска‑лицо, черная повязка между лбом и носом, зубы скалятся в прощальной дерзкой ухмылке.

Король медленно поднялся на ноги.

В последнее время в Англии наблюдается прямо-таки взрыв интереса к исторической тематике, в первую очередь ко всему, что связано с Генрихом VIII, «синей бородой» популярного сознания и человеком, изменившим ход истории. Начало этому в какой-то мере положил бестселлер Филиппы Грегори, набившей руку на женских романах и написавшей историю о двух сестрах, «сражающихся за любовь короля». Причем исход схватки предрешен еще пять столетий назад, а потому интригующим в книге является не «что», а «как».

В первую очередь надо отметить, что исторический процесс автора волнует мало. Перед нами любовный роман в исторических декорациях, где герои думают и ведут себя как наши современники. Однако же он чуть более серьезен и психологически достоверен, чем опусы какой-нибудь Джейн Плейди или Жюльетты Бенцони, в чем возможно заключается секрет его популярности, вознесшей Грегори на вершины продаж.

Еще десять лет назад имя и само существование Марии Болейн, сестры самой спорной и обсуждаемой королевы-консорта Англии, было известно только интересующимся темой. Сейчас чуть не каждая вторая женщина (по крайней мере, на родине автора и неугомонных сестричек) имеет довольно ясное представление о судьбе «еще одной из рода Болейн». Это, как и относительная историческая достоверность, которой неплохо бы поучиться создателям сверхпопулярных «Тюдоров», можно отнести к достоинствам книги. Есть, конечно, и спорные моменты, скажем, возраст сестер, и откровенные ляпы, но в целом Грегори придерживается общепринятой канвы повествования.

Характеры героинь обрисованы довольно точно и лишены карикатурности. До конца избежать соблазна обострить контраст между доброй и пушистой Мэри и упертой и амбициозной Анной у автора не получилось, но определенная изящность в романе есть. Мэри часто вызывает отторжение своей нерешительностью и, несмотря на свою доброту и искренность, способна на довольно низкие чувства по отношению к сестре и радуется её неудачам, но все же всегда в глубине души поддерживает её и не может поверить в то, что «другой Болейн» может что-то угрожать. Анна по задумке автора должна вызывать самые разные чувства, от ненависти до восхищения и жалости, но отделаться от ощущения что она получила по заслугам и оценить её выдающиеся качества никак не выходит.

Другие персонажи обрисованы довольно поверхностно и чаще всего используются только как «двигатель сюжета». Исключение составляет разве что королева Екатерина, но ее в романе до обидного мало. Однако надо признать, что образы второстепенных героев, включая короля, более-менее близки к представлениям современных исследователей об этих людях и неплохо выполняют свои функции.

Главный недостаток романа - его заранее намеченная целевая аудитория. По последней моде дамских романов Грегори добавила голубых тонов и густо приправила все это этаким «нео-феминизмом» в стиле «дайте женщине быть независимой, но женщиной, матерью». Причем последнему в переживаниях Мэри уделено больше времени и места, чем происходящим событиям.

Этот момент косвенно связан с еще одним большим недостатком книги. Анна Болейн известна прежде всего религиозной реформой, которую она спровоцировала, и современные биографы не сомневаются, что помимо меркантильного интереса в разрыве с Римом у Анны были еще и духовные причины поддерживать реформу, её собственные религиозные убеждения. Кому, как не родной сестре, самому близкому человеку, знать об этом? Но нет, Грегори ни словом не упоминает эту часть жизни Анны. Как и её покровительство гуманизму, книжному делу, художникам, поддержка Северного Ренессанса, вкус к изящному, интерес к политике и дипломатии и самодостаточность на политической арене - то, что отличало Анну Болейн от большинства её современниц. Её ум и развитие. Разве что использование моды и стиля для создания и поддержки иконы Анны-королевы находит место на страницах романа. Без всего этого образ Анны становится каким-то однобоким, она представляется всего лишь стервой, каких сотни, добивающейся короны. И с впечатлением, которое Грегори явно хотела произвести своей героиней, это никак не вяжется.

Более того, без духовного развития и политических убеждений Анны невозможно объяснить тщательно спланированное её бывшим сторонником Кромвелем падение королевы. Согласно Грегори, исключительно выкидыши и желание Генриха отдохнуть в тихой гавани Джейн Сеймур были достаточны для крушения молодой еще (тут аукается неточность с определением возраста Анны) королевы и она представляется полной идиоткой, не подготовившей себе политических сторонников и полагающейся только на непостоянство страсти короля, что полностью контрастирует не только с настоящей Анной, но с образом, тщательно создаваемым Грегори на шестистах страницах, предшествующих первой в истории Англии казни коронованной особы.

Итог:Невыразимо раздутый и легковесный роман, написанный простоватым, хотя и неплохо воспринимаемым, слогом. Более того, вдохновленная успехом, Гегори написала еще один роман, полностью скопировав композицию, героев и идейное наполнение из своего первого бестселлера и лишь поменяв имена героев, что явно не делает чести ей как писательнице. Если вы хотите узнать что-то о настоящей Анне, лучше обратиться к замечательной биографии Эрика Айвза «Жизнь и смерть Анны Болейн». Если вы хотите качественный исторический роман, настоящую литературу, на эту тематику, потраться время на поиск «Волчьего зала» Мантел. Если же добраться до них нет никакой возможности, а почитать что-то об этой эпохе страстно хочется, можно и рискнуть. Но на таких книгах надо большими буквами писать «For women only».

Оценка: 6

Три вещи, которые нужно знать, перед тем как вы возьмётесь за книгу.

Первое: «Ещё одна из рода Болейн» - это скорее женский, любовный роман, нежели историческая проза.

Второе: Книга написана от первого лица. Что, в свою очередь, отягощает первый пункт.

Ну и третье: книга неоправданно затянута, а от того большую часть скучна.

Повествование ведётся от лица сестры знаменитой Анны Болейн - Марии. В начале это все напоминает некую исповедь придворной шлюхи, которая, в конце концов, оказалась не у дел. Но затем мы понимаем, что главная героиня не сама Мария, а её, ещё более прожжённая, сестричка. И во второй части книги мы глазами одной шлюхи, ставшей на путь исправления, наблюдаем за взлётами и падением другой шлюхи. Соперничество потаскух, ой простите, сестёр могло бы увлечь и заворожить, благо исторический материал очень богатый, если бы нам не пытались постоянно навязать слишком уж женский взгляд на события. И дело даже не в феминизме, который торчит из всех щелей, хотя и он не делает роман краше. А в том, что книга своим вектором направлена на читательниц, которые любят исторические романы не за удивительные и часто ужасные события, которые меняли мир, а за красивые наряды и антураж.

Нет, идея показать «карьеру» Анны Болейн, изменившую ход истории величайшего государства, а косвенно и мира, изнутри – великолепна. Но инструменты и акценты выбраны так, чтоб домохозяйки, читая все эти страсти-мордасти, вздыхали и охали, не напрягая особо мозг. И опять же, про плюсы. Любовная история полная дворцовых «интриг», рассказанная простецким языком, без изысков, вполне может с подвигнуть рядового обывателя к более глубокому изучению вопроса. Ведь интрига-то, если даже её упростить до уровня местечковых потрахушек, все равно остаётся. И вот если этот читатель захочет эту тему, что называется, капнуть, то он, конечно же, ощутит размах исторических событий. За это Автору респект. И минус ей за то, что она лицевую аудиторию своих книг считает слишком… как бы мне мягче выразиться…уставшими и занятыми для более вдумчивого чтива.

Я не случайно слово «интриги», выше в абзаце, выделил кавычками. Дело в том, что читая историю Анны Болейн ждёшь каких-то откровений, по-настоящему жёстких интриг, холодного расчёта, на уровне не просто умных политиков, а каких-то вундеркиндов от закулисных игр. Ну или как минимум, если не красота шахматной партии, то драматизм событий должен был зашкаливать. А в итоге все сводится к тому, что Генрих VIII тупой, самодовольный жеребец, которого приструнила образованная и зарвавшееся б…, простите, фаворитка. А то, что Англия из-за этого брака себе ломала кости, перестраивая сому себя, это уже просто антураж, о котором упоминается вскользь. Нет, интриг не будет. Будет виляние хвостом, завлекание передком, шёпотки, чуть скандалов и бесконечные дворцовые будни. К 200-й странице, вас будет тошнить от бесконечных балов, приёмов и стонов рассказчицы, о том как она сожалеет… Сожалеет о всём подряд.

Герои получились детально прописанными и поэтому получились очень интересными.Большой плюс,что история ведётся от лица Марии Болейн,а не от лица её старшей сестры Анны.

Если описывать семейство Болейн,то подойдёт вот эта цитата Марии при разговоре со вторым её супругом:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Георг содомит, Анна - шлю**, а возможно, и отравительница, да я и сама шлю**. Дядя - самый коварный друг, отец - приспособленец, мать, Бог ей судья, говорят, она спала с королем раньше нас обеих!

Эта цитата полностью отражает эту гнилую и самодовольную семейку,которая хотела только власти и больше ничего!

Филиппа Грегори

Еще одна из рода Болейн

Посвящается Энтони

Весна 1521 года

Шаг в сторону, вытянуть шею - и наконец я вижу осужденного, рядом с ним священник, вот они вышли из Тауэра, медленно ступают по лужайке туда, где ждет деревянный помост. Плаха - посредине, палач давно готов, рукава засучены, черный капюшон опущен на лицо. Похоже на маскарад, все такое ненастоящее, придворное увеселение, да и только. Король [Король - Генрих VIII Тюдор (1491–1547). Повествование ведется от лица Марии Болейн (ок. 1499/1508–1543), жены члена личного королевского кабинета Уильяма Кэри, в течение двух лет являвшейся фавориткой короля. В романе Ф. Грегори Мария представлена как младшая сестра Анны Болейн, хотя большинство историков сходятся во мнении, что она была старшей.] на троне рассеян, будто повторяет про себя речь - готов простить преступника. Рядом с ним трое, лица мрачные: мой муж Уильям Кэри - года не прошло, как мы поженились, мой брат Джордж и мой отец сэр Томас Болейн. Я переминаюсь с ноги на ногу в маленьких шелковых туфельках. Хорошо бы король поскорее даровал помилование, тогда можно будет пойти позавтракать. Мне всего тринадцать, и я зверски голодна.

Герцог Бекингем еще далеко от эшафота, но уже скинул теплый плащ. Он наш близкий родственник, я зову его «дядюшка». Он был на моей свадьбе, подарил позолоченный браслет. Отец говорит, герцог не раз уже ссорился с королем, у него самого в жилах королевская кровь, и гарнизон он держит слишком большой - это не радует короля, который пока не слишком прочно сидит на троне. Хуже всего, люди слышали, герцог как-то сказал: у короля нет сына и наследника и он, наверное, так и умрет, не оставив после себя потомка.

Подобных мыслей вслух не произносят. Король, двор, да и вся страна - все уверены, королева скоро, совсем скоро родит мальчика. А кто с этим не согласен, уже ступил на скользкую дорожку - ту, что кончается деревянными ступеньками на эшафот. Герцог, мой дядя, уже идет по этим ступенькам, шаги твердые, ни малейшего признака страха. Хороший придворный никогда не скажет неприятной правды. Жизнь при дворе - сплошной праздник.

Фигура вдали повернулась к духовнику, герцог склонил голову, поцеловал четки. Упал на колени перед плахой, вцепился в нее обеими руками. Интересно, как это - прижаться щекой к гладкому навощенному дереву, ощущать легкое дуновение теплого ветерка, слышать резкие крики чаек. Даже если знаешь, что все делается невзаправду, просто маскарад, все равно страшно. Каково сейчас дяде положить голову на плаху, а палач уже тут как тут, наготове?

Палач взмахнул топором. Я взглянула на короля, дальше откладывать уже некуда. Дядя раскинул руки, сигнал - к казни готов. Я снова перевела взгляд на короля, он, должно быть, уже встал. Нет, все еще сидит, усмешка на лице, как всегда красивом. Я все еще гляжу на него, опять барабанная дробь, и вдруг барабаны резко замолкают, удар топора, один, затем другой, третий - такой знакомый, домашний звук, будто дрова рубят. Глазам своим не верю: дядина голова катится по соломе, устилающей помост, из обрубка шеи - фонтан крови. Палач в черном капюшоне кладет заляпанный кровью топор, поднимает голову за клок густых курчавых волос, теперь всем видна эта странная маска-лицо, черная повязка между лбом и носом, зубы скалятся в прощальной дерзкой ухмылке.

Но ошибалась, конечно, я. Вовсе он не затянул, не забыл. Вот так, перед целым двором, расправился с дядей - пусть все видят, кто у них король. Двух королей не бывает, король один, и зовут его Генрих. И у этого короля будет сын, а кто сомневается - тому позорная смерть.

Притихший двор возвращается в Вестминстерский дворец. Три большие барки идут на веслах вверх по течению. Люди толпятся на берегу, снимают шапки и плюхаются на колени, когда мимо быстро проплывает королевская барка. Разноцветный вихрь вымпелов, дорогие одежды сияют на солнце. Я, вместе с придворными дамами, на второй барке, с королевой. Рядом сидит моя мать. Взглянула на меня - что случается нечасто - и спросила:

Ты такая бледненькая, Мария, тебе дурно?

Я думала, его не казнят. Думала, король его помилует.

Мать наклонилась - губы у самого моего уха, никто другой не расслышит из-за скрипа барки и ударов весел по воде, - бросила резко:

А ты еще дурочка. И говоришь глупости. Смотри и учись, Мария. При дворе ошибкам места нет.

Весна 1522 года

Я еду завтра во Францию, привезу твою сестру Анну [Анна Болейн (ок. 1501/1507–1536) - с 1533 года королева Англии, мать Елизаветы I.] домой, - объявил отец, стоя на ступенях Вестминстерского дворца. - Пусть займет место при дворе королевы Марии Тюдор [Речь идет о Марии Английской (1496–1533), сестре Генриха VIII и вдове французского короля Людовика XII.], когда та вернется в Англию.

Я думала, она остается во Франции. Выйдет замуж за французского графа или кого-то в этом роде.

Он покачал головой:

У нас на нее другие виды.

Я знала - спрашивать отца о его планах бесполезно. Больше всего на свете меня страшило - вдруг она сделает лучшую партию, чем я, и тогда мне по гроб жизни тащиться за шлейфом ее платья, покуда ей шествовать впереди.

И пожалуйста, без этого сердитого выражения на лице, - потребовал отец.

Я тут же улыбнулась льстивой придворной улыбкой и послушно произнесла:

Конечно, отец.

Он кивнул и собрался уходить, а я присела в низком реверансе. Выпрямилась, неторопливо отправилась в спальню мужа. Там на стене висит небольшое зеркало, я застыла перед ним, уставившись на свое отражение. «Все будет в порядке, - шепчут мои губы, - я ведь Болейн, это вам не мелочь, моя мать - урожденная Говард, а Говарды одна из самых знатных семей страны. Я из Болейнов, я из Говардов. - Я закусила губу. - Но ведь и она тоже».

Улыбнулась ничего не значащей придворной улыбкой - в зеркале отразилось хорошенькое веселое личико.

Анна и отец задержались в пути из-за весенних бурь, а я вдруг поняла, что в глубине души по-ребячьи надеюсь - вдруг корабль разобьется и она утонет. Думая о ее смерти, я испытывала странную смесь чувств: тут и непонятная острая боль, настоящее отчаяние, и в то же время бурная радость. Будто мир без Анны для меня не существует, но в мире просто нет места для нас обеих.

План простой - пусть сначала увидит меня, по-домашнему устроившуюся в богато украшенной вышитыми гобеленами комнате, и тогда я поднимусь и поприветствую ее, такая взрослая и грациозная. Но как только распахнулись двери и она вошла, меня охватила бурная радость, и с громким криком «Анна!» я бросилась ей навстречу, только юбки летели. И Анна - голова высоко поднята, выражение лица высокомерное, бросает хмурые взгляды по сторонам - вдруг перестала быть важной юной особой пятнадцати лет от роду и бросилась, распахнув объятия, ко мне.

Ты выросла, - задыхаясь, проговорила она, крепко обхватила меня и прижалась щекой к щеке.

Это просто каблуки ужасно высокие.

Я вдохнула такой знакомый аромат. Мыло, розовая вода на теплой коже, запах лаванды, пропитавший одежду.

Хорошо, а ты?

Bien sur! [Естественно! (фр.)] А свадьба?

Неплохо. Красивые платья.

Превосходно. Всегда с королем, тот ему благоволит.

И ты это сделала?

Сто лет назад.

Больно было?

Она чуть отодвинулась, вглядываясь мне в лицо.

Ну, не слишком больно, - поправилась я. - Он старается быть поласковей. Всегда дает мне вино. Но вообще-то, просто ужасно.

Хмурый вид исчез, она хихикнула, в глазах светится смех.

Почему ужасно?

Он писает в ночной горшок, а мне все видно.

Она просто зашлась от смеха:

Быть не может!

Довольно, девочки. - Из-за спины Анны появился отец. - Мария, представь сестру королеве.

Я повернулась, повела Анну сквозь толпу придворных дам, туда, где в кресле у камина, выпрямившись, сидела королева.

Герцог Бекингем еще далеко от эшафота, но уже скинул теплый плащ. Он наш близкий родственник, я зову его «дядюшка». Он был на моей свадьбе, подарил позолоченный браслет. Отец говорит, герцог не раз уже ссорился с королем, у него самого в жилах королевская кровь, и гарнизон он держит слишком большой - это не радует короля, который пока не слишком прочно сидит на троне. Хуже всего, люди слышали, герцог как-то сказал - у короля нет сына и наследника и он, наверно, так и умрет, не оставив после себя потомка.

Палач взмахнул топором. Я взглянула на короля, дальше откладывать уже некуда. Дядя раскинул руки, сигнал - к казни готов. Я снова перевела взгляд на короля, он, наверное, уже встал. Нет, все еще сидит, усмешка на лице, как всегда, красивом. Я все еще гляжу на него, опять барабанная дробь, и вдруг барабаны резко замолкают, удар топора, один, затем другой, третий - такой знакомый, домашний звук, будто дрова рубят. Глазам своим не верю: дядина голова катится по соломе, устилающей помост, из обрубка шеи - фонтан крови. Палач в черном капюшоне кладет заляпанный кровью топор, поднимает голову за клок густых, курчавых волос, теперь всем видна эта странная маска-лицо, черная повязка между лбом и носом, зубы скалятся в прощальной дерзкой ухмылке.

Король медленно поднялся на ноги. А мне по-ребячьи подумалось: «Наверно, ему ужасно стыдно, затянул до последней секунды, и все пошло наперекосяк. Он ошибся, не вмешался вовремя».

Но ошибалась, конечно, я. Вовсе он не затянул, не забыл. Вот так, перед целым двором расправился с дядей - пусть все видят, кто у них король. Двух королей не бывает, король один, и зовут его Генрих. И у этого короля будет сын, а кто сомневается - тому позорная смерть.

Притихший двор возвращается в Вестминстерский дворец. Три больших барки идут на веслах вверх по течению. Люди толпятся на берегу, снимают шапки и плюхаются на колени, когда мимо быстро проплывает королевская барка. Разноцветный вихрь вымпелов, дорогие одежды сияют на солнце. Я, вместе с придворными дамами, на второй барке, с королевой. Рядом сидит моя мать. Взглянула на меня - что случается нечасто - и спросила:

Ты такая бледненькая, Мария, тебе дурно?

Я думала, его не казнят. Думала, король его помилует.

Мать наклонилась - губы у самого моего уха, никто другой не расслышит из-за скрипа барки и ударов весел по воде, бросила резко:

А ты еще дурочка. И говоришь глупости. Смотри и учись, Мария. При дворе ошибкам места нет.

Весна 1522

Я еду завтра во Францию, привезу твою сестру Анну домой, - объявил отец, стоя на ступенях Вестминстерского дворца. - Пусть займет место при дворе королевы Марии Тюдор, когда та вернется в Англию.

Я думала - она остается во Франции. Выйдет замуж за французского графа или кого-то в этом роде.

Он покачал головой:

У нас на нее другие виды.